В определенный момент жизни перед врачом-офтальмологом Михаилом Логошем стоял непростой выбор. Можно было дать согласие на заманчивое предложение — вернуться поближе к горячо любимой малой родине и стать главврачом большого строящегося санатория, который планировалось сделать одной из ведущих здравниц СССР, либо отказаться от карьерного взлета, остаться заведующим отделением микрохирургии глаза Гродненской областной клинической больницы. Он выбрал второе и ни разу не пожалел.
Вот уже почти полвека отличник здравоохранения Михаил Логош не представляет свою жизнь без офтальмологии. Всегда был новатором, осваивал новейшие хирургические методы, первым на Гродненщине начал проводить лазерные операции. 27 лет руководил отделением микрохирургии глаза ГрОКБ (ныне ГрУК). Был главным внештатным офтальмологом области. Сейчас Михаилу Васильевичу 70 лет. По-прежнему активный, увлеченный делом своей жизни, он ведет консультативный прием в поликлинике Гродненской университетской клиники. Гордится сыном Сергеем, который во всех смыслах стал преемником отца: врачом-офтальмологом и заведующим тем же отделением микрохирургии глаза.
Две любви на всю жизнь
Михаил Васильевич, какие пути привели вас в офтальмологию?
В юности я успешно учился, занимался музыкой и спортом. Мне было все интересно, поэтому определиться с тем, куда поступать, было непросто. Мой отец был лесничим в Свитязянском лесничестве — это живописные места около знаменитого, воспетого Адамом Мицкевичем озера. Сначала, глядя на пример папы, я хотел пойти по его стопам. Мама работала фельдшером, диетсестрой. В 10 классе она как-то ненавязчиво, тонко направила мой интерес в сторону медицины. В итоге я стал студентом Гродненского мединститута.
Во время учебы понял: хочу заниматься хирургией. На дальнейшее развитие событий повлияла… любовь.
Я встретил девушку младше меня на 4 года, также студентку мединститута, которая впоследствии и стала моей спутницей на всю жизнь. Уезжать из Гродно после получения диплома и расставаться надолго мне не хотелось. В областном центре тогда хирурги не требовались. И мне предложили место офтальмолога.
Поскольку это тоже хирургическая специальность, с интересом согласился. Вступил на этот новый путь, не зная, что меня ждет. Во время учебы был короткий курс по офтальмологии, но за пару недель успеть влюбиться в нее было нереально. А вот при прохождении интернатуры я ощутил особую магию хирургии глаза. В это время и зародилась любовь к специальности, которую я пронес через всю жизнь.
Когда пришел в интернатуру в 1976 году, средний койко-день после операции по удалению катаракты составлял 18 дней. А сейчас это хирургия одного дня. Раньше такая операция длилась 40 минут, а теперь благодаря современным технологиям — всего 4.
На ваш взгляд, офтальмологу было сложнее работать в то время, когда вы начинали, или сейчас, когда нужно интенсивно осваивать новую технику?
И то, и другое сложно, когда учишься. Становится легче, когда оттачиваешь свое мастерство, появляются методика, уверенность, опыт. Бывали и бывают разные случаи, когда надо применить не только аппаратный метод. И всегда необходимо прислушиваться еще и к интуиции, потому что каждый человек — индивидуум. В глазной хирургии маленькая шероховатость, малейшее отступление или осложнение сразу приводит к снижению остроты зрения в постоперационном периоде. Ошибок быть не должно.
Какие операции вам особенно запомнились?
Сегодня за плечами у меня — тысячи различных офтальмологических операций. Так что со счету давно сбился. В год я выполнял примерно 600–700 операций по удалению катаракты — это все-таки самая распространенная патология, на которую приходится без малого 60 % всей хирургии в отделении. Общее количество таких операций, сделанных мной, давно превышает 25 тысяч.
К первой операции шел постепенно. Я выходец из гродненской офтальмологической школы профессора Владимира Трофимовича Парамея — одной из ведущих в Беларуси и известных в Союзе. Мне приходилось ездить в различные клиники СССР: в Москву, Ленинград, Уфу, Одессу, Киев, и я везде слышал только положительные отзывы о нашей школе и кафедре.
А тактика у моих учителей была такая: молодой специалист не мог сразу начать выполнять вмешательства, тем более связанные с новыми технологиями. Надо было довольно продолжительное время побыть ассистентом. К тебе присматривались, доверяли сперва какие-то этапы операций: сначала что-то ушить, потом сделать разрез, что-то удалить, имплантировать... Так постепенно происходило нарастание навыков. Поэтому прошло несколько лет, прежде чем я провел свою первую полостную операцию. Но зато я был к ней полностью подготовлен.
На всю жизнь в память врезался один случай на дежурстве. Привезли молодого человека, который года два назад перенес тяжелый ожог известью. Ситуация была очень серьезная: у парня был единственный глаз, на фоне ожога в роговице появилось бельмо.
В результате произошла перфорация роговицы, в глазу возникла дырка. На дежурстве я срочно провел сквозную кератопластику. Пересадив роговицу, удалось «получить» зрение, пусть и не стопроцентное, а предметное. Я и сегодня до подробностей помню, как выглядел этот пациент, в каком подавленном, безнадежном состоянии его привезли: ведь он был уверен, что ему грозит полная слепота.
А потом улыбался, благодарил. На меня все это произвело очень сильное эмоциональное впечатление.
Никогда не опускать руки
Наверное, такие случаи вдохновляют, помогают двигаться вперед, профессионально расти?
Безусловно. И таких позитивных историй с хорошим концом было немало: спасал и молодых, и пожилых. Это всегда воодушевляет и прививает еще большую любовь к профессии. Но, конечно, были и негативные результаты, случаи, когда происходили какие-то осложнения, пусть порой и не зависящие от тебя. Они тоже въелись в память. Хирург перед операцией испытывает напряжение, особенное сосредоточение. Сколько бы операций ни провел, расслабления быть не может. Но в то же время не должно быть страха, не должно быть такого состояния, когда человек опускает руки и говорит: «К операционному столу я больше не подойду». Сложные моменты, упадок сил и настроения нужно научиться психологически правильно переживать, переключая внимание на то, над чем надо поработать, скольким людям нужна твоя помощь…
Я заведовал отделением микрохирургии глаза с 1989 по 2015 год. И одновременно 22 года был главным внештатным офтальмологом Гродненской области. Приходилось много оперировать, брал самые сложные случаи.
Вы долгий период заведовали отделением микрохирургии глаза. Какими для вас были эти 27 лет?
В первую очередь счастливыми, ведь я занимался тем, что мне интересно. Я шел вперед и готовился к тому, чтобы справляться с более сложными задачами. За 8 лет до того, как стать заведующим, ездил на обучение по лазерной терапии в НИИ глазных болезней им. академика В. П. Филатова. Вернувшись, долго совмещал: как и прежде, оперировал и одновременно параллельно работал с лазером. Потом были обучение в Первом Московском мединституте им. И. М. Сеченова, в киевском Центре терапии и микрохирургии глаза…
Не единожды поступали различные предложения руководящих должностей. Самой заманчивой для меня была возможность вернуться ближе к малой родине, моим родителям и стать главврачом строящегося санатория «Радон», который был задуман как крупная здравница всесоюзного значения. Моя юность прошла недалеко от озера Свитязь, около которого также расположен пансионат. Поэтому мне это было близко, понятно. Возникли сомнения, размышления. Но на чаше весов перетянуло все же желание оперировать, своими руками, знаниями и навыками помогать людям. Меня поддержал главный врач нашей больницы, опытный и мудрый руководитель Валентин Александрович Рожко, сказав: «Ты хирург, ты умеешь делать то, что другие не умеют». Вскоре я почувствовал: это был единственно правильный выбор и впоследствии ни разу о нем не пожалел.
За годы заведования отделением микрохирургии глаза мне вместе с коллегами пришлось пережить многое, увидеть, как наша офтальмология становится лучше, в нее приходят высокие технологии. В конце 1980-х — начале 1990-х работать было тяжело. Во время всеобщего дефицита были перебои с необходимыми материалами, расходниками...
Михаил Логош и профессор Владимир Парамей, 1983 год.
Все было сложно: найти, договориться, срочно отправляться в путь. В 2000-х годах пошло планомерное развитие нашей службы. В 2009-м благодаря Министерству здравоохранения мы получили новое, высокотехнологичное оборудование: современные микроскопы, аппараты для факоэмульсификации катаракты, витреоретинальной хирургии… Это был огромный профессиональный толчок: появилась возможность проводить новые виды операций, восстанавливать зрение до более высоких величин, браться за более сложные случаи. Одновременно сократились и срок пребывания в стационаре, и время реабилитации. Такие операции экономически выгодны для общества. В них был целый ряд позитивных моментов. Но первый и самый главный: незрячих стало меньше.
Теперь у нас практически не проводятся операции по удалению глазного яблока. С огромной радостью наблюдал за такой динамикой: в 1990-х — начале 2000-х проводили около 40 энуклеаций, в 2005–2006 годах — около 25, а с 2009-го по 2015-й — ни одной. Благодаря внедрению новых технологий мы ушли от этой калечащей операции.
Сложнее задача — интереснее путь
У вас много профессиональных достижений и наград. А есть среди них что-то самое важное, дорогое?
Это мое участие в работе по созданию средства «Антиаммиак», которая велась в 1980-х годах. В то время это было решением злободневной проблемы: к нам в отделение попадало много пациентов — сотрудников местного предприятия — с тяжелыми ожогами аммиаком. Поэтому была поставлена задача — создать какой-то антидот, препарат, восстанавливающий состояние глаза, противодействующий распространению ожога.
Над этим работала наша кафедра глазных болезней Гродненского мединститута под руководством ученых Владимира Трофимовича Парамея, Нины Дмитриевны Гогиной, Михаила Яковлевича Салея и ассистента кафедры Светланы Николаевны Колоцей, директора Института биохимии, академика АН БССР Юрия Михайловича Островского. Я как врач принимал практическое участие. Благодаря средству «Антиаммиак» мы достигли очень хороших результатов: ликвидировали последствия ожогов, нейтрализовали сами ожоги… Считаю, это было очень большое достижение. Сейчас, к счастью, ожогов стало меньше, это единичные случаи.
Безусловно, важной, интересной частью работы были и пластические операции, которым я учился в Уфе у Эрнста Рифгатовича Мулдашева. Это и пластика век, вывороты, завороты, разные пересадки слизистой оболочки, операции по исправлению слезных органов, восстановлению состояния зрительного нерва, сетчатки…
Офтальмологу важно не зацикливаться на каком-то одном направлении: к примеру, хирургии катаракты или травм. Был период, когда хирургическая офтальмология пыталась пойти по такому пути. Считаю, все-таки офтальмолог должен изучать разные виды хирургии, быть универсальным солдатом, если это сотрудник не центра с узкой специализацией, а такой больницы или клиники, как наша.
Какие проблемы в офтальмологии вас волнуют сегодня?
Они связаны с реалиями современной жизни. У людей, особенно молодых и детей, очень большая зрительная нагрузка. В связи с этим идет прогрессивное увеличение патологии рефракции: становится все больше близоруких. Возник компьютерный синдром, составляющими которого являются миопизация, развитие синдрома сухого глаза и катаракты. Отсюда и направления, которые требуют усиленного внимания. Во-первых, при помощи консервативных мероприятий проводить профилактику близорукости. Если она прогрессирует — оперировать. Не забывать про борьбу с синдромом сухого глаза при помощи систематического использования специальных увлажнителей. Если говорить о катаракте, то надо совершенствовать операции, внедрять более современные: имплантировать жидкие хрусталики, чтобы они были в капсуле и глаз мог аккомодировать. Актуальна и задача по созданию различных видов интраокулярных линз. И, конечно, еще одно важное направление связано с глаукомой.
Если брать диспансерную группу больных — наибольшее количество пациентов страдают патологией сетчатки и глаукомой. Необходимо совершенствовать операции по лечению, стабилизации глаукомы, кератопластику, лазерные операции.
В офтальмологии удалось добиться больших успехов, но надо охватывать все большее количество пациентов. Самое главное, чтобы помощь была доступной, не было больших очередей.
Вы еще и вырастили, воспитали своего преемника. Благодаря чему получилось зажечь у сына интерес к офтальмологии?
У меня и сын, и дочь окончили медуниверситет, работают в медицине. Это был их личный выбор. Сергей, когда был студентом, приходил ко мне на работу. Ему понравилось, но он долго ничего мне не говорил. А потом на старших курсах стал проявлять все больший интерес и распределился офтальмологом. С конца 2015 года он уже заведует отделением микрохирургии глаза. Конечно, это греет душу: Сергей — хороший хирург, искренне считаю, что он превзошел меня по технике исполнения и видам хирургии.
Сергей Михайлович Логош.
Для меня незыблемо правило «не навреди». Всегда руководствовался принципом: в профессии надо двигаться постепенно, пошагово, изучая методики операций. Этому я учил и сына. Он очень много дежурил. Неотложная помощь важна для профессионального роста, потому что встречаешься с травмами, а травмы — это не плановая хирургия, тут необходимо быстрое, порой мгновенное и сложное принятие решений. Параллельно он изучал плановую помощь. Не спешить, не перескакивать через ступень очень важно. Это необходимо помнить всем.
Порой современная молодежь хочет сразу сесть за руль реактивного самолета, а надо сначала полетать на кукурузнике. Офтальмология начинается с подбора очков и лечения конъюнктивита. Совершенствоваться и усложнять задачи нужно постепенно.
А что еще греет вам душу, радует?
Самая большая ценность и радость для меня — моя семья, дети, внуки. Мы с супругой Татьяной Григорьевной вместе с 1976 года. Она работала врачом-физиотерапевтом, была главным внештатным физиотерапевтом Гродненской области. Благодарен ей за детей, понимание, тепло, уютный дом. Она прекрасный зам по тылу, а это очень важно. Ведь семья в основном держится на женщине, которая поддерживает домашний очаг. У нас нет раздоров, сегодня мы понимаем: детям нельзя навязывать свои мысли и желания.
В свободное время я с удовольствием музицирую. Играю на аккордеоне, гитаре. В молодости даже создал первый вокально-инструментальный ансамбль в Лиде. Сейчас играю для себя, семьи. А еще люблю побыть на даче, посидеть в тишине под шорох листвы, у костра… Особенное место для всей нашей семьи — Свитязь, стараемся как можно чаще бывать на моей малой родине.
Фото из архива М. Логоша.