«Превзойдите себя!» — напутствовал ученых на церемонии вручения дипломов докторов наук Президент Беларуси. Главврач Городской клинической больницы скорой медицинской помощи Минска, доктор мед. наук Ольга Светлицкая, получившая награду из рук Главы государства, признается, что эта фраза очень созвучна с ее внутренними ориентирами: «Это мой девиз на Год качества точно, а может быть, и на всю жизнь». Наша беседа — о драйве, который дает новая должность, честности в профессии и… магии домашних тапочек.
Работа «в поле» и одиночество руководителя
Ольга Ивановна, 8 месяцев вы возглавляете один из ведущих стационаров города, флагман экстренной медицины. Что пришлось перестроить в себе, чтобы контролировать огромную клинику?
Меня постоянно держат в тонусе те события, которые происходят вокруг. Работа главного врача проходит в таком ритме, что в первые месяцы я даже отказалась от кофе. Мне хватало драйва и без него.
БСМП помимо того, что огромное, еще и беспокойное «хозяйство». Например, на сегодняшнее утро в клинике находятся 1 040 человек (90 % госпитализаций — экстренные), при этом она рассчитана на 1 055 коек. Значит, надо успеть кого-то выписать, перевести, распределить поток пациентов. Это напряженный труд всего коллектива — почти 2,5 тысячи сотрудников.
Совершенно перестроилось мышление. Когда «входишь» в такую должность, и масштаб решений становится другим. Для меня оказалось очень важным научиться не заниматься мелочами, а видеть ключевые события, причинно-следственные связи. Как руководителю мне нужно принимать основополагающие решения и расставлять кадры, которые будут грамотно работать на местах.
Помните ли момент, когда вы почувствовали себя здесь уверенно, на своем месте?
У меня еще продолжается процесс адаптации к должности (улыбается. — Прим. ред.). Первые три месяца на посту главврача были шоковыми. Огромные объемы информации, я ее воспринимала и анализировала — до 12 часов в день. Потом наступил момент, когда у меня сформировалось четкое мнение по ряду вопросов. Теперь возникло новое чувство — одиночество руководителя. Это болезненный вопрос, потому что сколько бы ни было заместителей, в конечном итоге все равно принимать все решения и нести за них ответственность ты должен сам.
Такое ощущение, будто плыву среди океана на большом лайнере. Штормит, заливает водой, но вернуться уже невозможно, да и не нужно — поэтому полный вперед! И самое главное, я ответственна за жизнь и здоровье всех людей, находящихся на корабле. Но может, это еще и задор моего относительно молодого возраста, благодаря которому я не жалею о том, что стою у штурвала?.. Несмотря на все сложности, которые происходят, не было такого дня, чтобы я засомневалась в принятом решении.
У меня такое впечатление, что я закрыла дверь в прошлое. С 2005 года я занималась преподаванием и наукой и почувствовала, что сделала в этой области то, что была должна. Мне стало тесно в аудитории, ведь по натуре я практик. Мне обязательно нужно быть в отделении реанимации у постели пациента, работать с реанимационным оборудованием, пользоваться современными технологиями. Я тот руководитель, который изо всех сил стремится работать «в поле» — в отделениях и операционных.
Но для науки после защиты докторской диссертации дверь в прошлое вы не закрыли?
Нет, но хочется заниматься чем-то новым и прикладным. Моя докторская, кстати, тоже имела прикладной характер — захватила две пандемии: я начинала работать в 2009 году, когда были грипп А (H1N1) и тяжелые поражения легких, а заканчивала уже в ковидную волну. Занималась разработкой национального протокола в части искусственной вентиляции легких, питания, антибактериальной терапии наиболее тяжелых пациентов. Защитив диссертацию, я раздумывала над тем, куда направить свои силы, была готова к новому шагу. И в этот момент поступило предложение возглавить больницу.
Выдержать баланс
На каких принципах вы выстраиваете отношения с коллективом, с коллегами?
В этой клинике я раньше долгое время консультировала, отработала со многими плечом к плечу. Коллектив больницы очень достойный. Здесь много настоящих профессионалов, специалистов с большим опытом, и у каждого сформирована четкая жизненная позиция. Я строю отношения с коллегами на основе доверия, честности. Того же жду в ответ. Не люблю подковерные игры и сплетни.
Своим сотрудникам говорю: делайте честно свою работу. Я не прошу большего, но рабочеЕ время отдайте людям: добросовестно выполните операцию, остановитесь и по-доброму поговорите с родственниками, проявите участие…
Не понимаю людей, которые приходят на рабочее место и начинают рассказывать, как устали и как все у них плохо. Для меня наша жизнь — это то, что мы думаем о ней. Даже приходя в свое время на дежурство в плохом настроении, я просто включала свет, заваривала кофе и начинала улыбаться.
Даже через силу?
В этом и смысл. Ведь когда мы улыбаемся, мы напрягаем Musculus risorius — мышцу смеха, импульсы от нее проходят в кору головного мозга, и через какое-то время настроение у нас улучшается. В реанимации я часто прошу людей в сознании улыбнуться. И вот они один раз мне улыбнутся через силу, второй, а потом смотришь — у них улучшается настроение. А на следующий день они уже встречают меня с улыбкой.
Я приветствую в коллегах эмпатию, эмоциональный интеллект, способность сопереживать. Сама я не схожусь с людьми, лишенными этих качеств. Такой вырастила меня долгая работа в онкогематологии, где я научилась говорить с родственниками пациентов о сложном. Такие качества стараюсь привнести и в работу сотрудников БСМП.
На самом деле это очень проблемный момент для огромной клиники. С одной стороны, мы крупнейший экстренный стационар, куда люди попадают неожиданно для себя и для членов своих семей, чаще всего с жизнеугрожающими ситуациями. Никто из них не был готов к такому повороту судьбы, к тяжелым осложнениям, инвалидизации, смерти. И неготовность принять сложившуюся ситуацию создает напряженную атмосферу. Реакция человека, чей близкий лежит в интенсивной терапии, тоже может быть разной, и врачам надо быть к этому готовым. В экстренной больнице эмоциональное напряжение ощущается сильнее, чем в других клиниках. А пациенты и их родственники ждут большей эмпатии, участливости.
А с другой стороны, больница скорой медицинской помощи живет в особом ритме. Часто это крайне тяжелые поражения, политравмы… Все это тоже создает сильнейшее напряжение для медработников, и, чтобы трудиться в таких условиях, врачам экстренных специальностей необходимо иметь определенный набор качеств: не только профессионализм, но и жесткий, решительный характер. И поверьте, лишь единицы могут совмещать в себе эти черты с участливостью и сопереживанием. Сложно балансировать в таком сочетании, не проваливаясь в мягкость и не становясь черствым.
Став главврачом, я задумалась, как помочь моему коллективу найти этот баланс. Понемногу перестраиваю работу, в том числе и с помощью штатных психологов. Обычно они общаются только с пациентами, но сейчас прошу их принимать участие в тяжелых разговорах с родственниками, чтобы они помогали врачам выработать четкие скрипты таких бесед. Ведь сообщить о смерти длительно болеющего человека в плановой больнице — это одно, и совершенно иное — когда приходится сообщать о смерти людей, которые еще сегодня с утра, улыбаясь, вышли из дома, а после с ними случился разрыв аневризмы, инфаркт миокарда или ДТП.
К сожалению, некоторые люди считают, что мы оказываем медицинские услуги! А ведь между услугой и медицинской помощью очень большая разница, теряется важный духовный смысл, появляется потребительское отношение к медработникам.
Мне кажется, чем чаще будет звучать с экранов, со страниц газет и документов словосочетание «медицинская помощь» вместо «медуслуги», тем легче станет всем нам работать.
На ваш взгляд, эмпатию можно в себе воспитать или это «заводская установка»?
При желании и при создании определенного микроклимата я верю, что можно.
Если лидер в отделении эмпатичен, добросовестен, то коллектив впитывает это поведение. Я вижу у нас примеры, когда все отделение действительно живет пациентом, и молодые, только пришедшие врачи-интерны это «считывают»: приезжают в неурочное время, создают с коллегами чат о здоровье пациента…
И наоборот, если лидер безвылазно сидит в своем кабинете, игнорирует общение с родственниками пациентов, то такую же модель он невольно навязывает и молодым коллегам. Микроклимат в отделении и клинике в целом формирует врача.
Тяжелая рутинная работа делает врача менее эмпатичным?
Да, мы становимся жестче. В работе реаниматологу неизбежно проходится принимать тяжелые решения. А если ты в профессии принимаешь решения, то и в жизни ты такой же — невозможно перестроиться.
Первый удар встречи с тяжелым пациентом держит наша служба, принимая его из рук врачей скорой. Поэтому в критической ситуации реаниматолог должен быть с холодной головой. Было проведено интересное исследование среди врачей разных специальностей экстренной медицины, во время которого замеряли повседневный уровень катехоламинов в крови. И оказалось, что у реаниматологов он изначально занижен. Мы расслабленные, даже чуть сонливые, когда ничего не происходит. А в критической ситуации уровень поднимается до нормы. Поэтому в момент интенсивной работы с пациентом самыми спокойными выглядят анестезиологи-реаниматологи, ведь у них как раз нормальный уровень этих гормонов.
Были ли в вашей работе моменты, когда эмоции брали верх и вы плакали?
С годами их становится все меньше, все-таки даже к такой непростой профессии адаптируешься. Но слезы были, конечно, я же живой человек. Больше вам скажу: мужчины в нашей профессии тоже плачут. В этом году мы выхаживали пациента, исчерпали все свои ресурсы, но он погибал. У всей работающей с ним команды в глазах стояли слезы. Вот такие профессионалы среди врачей, медсестер и медбратьев, которые вкладывают в пациента часть души, — для меня эталон медицины.
Магия домашних тапочек
Вы способствовали тому, чтобы реанимационные палаты стали открыты для родственников пациентов. А важна ли в отделении реанимации коммуникация врача с пациентом?
Это не просто важно, а остро необходимо. Вы представляете, какой ужас испытывает человек в тот момент, когда выходит из комы или пробуждается после медикаментозного сна? Это для нас он почти родной, за его жизнь боролись всем отделением. А он просыпается в незнакомом помещении, люди вокруг тоже совершенно чужие. Он не может осознать себя в этом пространстве. Здесь крайне важны коммуникационные навыки персонала.
С людьми в сознании, пребывающими в реанимации, надо и поговорить, и улыбнуться. Помыть голову, побрить, дать возможность увидеть близких — все это крайне важно для восстановления тяжелобольных пациентов.
Иногда для того, чтобы стимулировать идущего на поправку пожилого человека встать, я прошу родственников принести… домашние тапочки. Мы ставим их в поле его зрения, чтобы он смотрел и верил, что обязательно их наденет. На таких мелочах в том числе строится успех лечения.
Руководящая должность не «съедает» практическую работу?
Я регулярно участвую в консилиумах по наиболее сложным клиническим случаям. Держу на контроле самых тяжелых, в том числе молодых пациентов.
Недавно к нам поступила молодая пациентка с тромбоэмболией легочной артерии. Ситуация ее как раз подтверждает специфику нашей клиники: еще с утра она пила чай и особо ни на что не жаловалась, а в обед ее доставили к нам уже с массивным тромбозом и неэффективным кровообращением. Мы растворяли тромбы, которые закупорили легочное русло на 90 % — легкие почти не перфузировались. Ее забрали в реанимацию на искусственное жизнеобеспечение, перед этим предупредив родственников, что могут возникнуть фатальные осложнения.
Я хорошо запомнила девушку благодаря родителям — милым пожилым людям. Они были напуганы и настолько боялись потерять своего ребенка, что пришли ко мне. В такие моменты я всегда откладываю текущую работу и иду с ними в реанимацию: ведь для родителей очень важно увидеть, где находится их ребенок, что с ним делают. Все объяснила, позже показала, где находится окно палаты, в которой лежит дочь. И только спустя время узнала, что папа несколько ночей подряд простоял под этим окном, даже не видя своего ребенка, просто зная, что он там. Сейчас пациентка уже в отделении, готовится к выписке. И как бы тяжело ни было, когда родственники пациентов приходят и говорят спасибо, открывается и второе, и третье дыхание. Благодарность этих людей очень подпитывает, добавляет медицинскому персоналу сил. Тогда и работаешь с удовольствием, и домой приезжаешь с хорошим настроением.
Я приучаю своих коллег гордиться, когда мы спасаем того, кто по всем законам не должен был выжить… До последнего нельзя терять надежду, иначе смысла в нашей работе нет.
Принимать решения
Ольга Ивановна, на приеме у вас с Президентом состоялся короткий разговор. О чем он был?
Александр Григорьевич улыбнулся и сказал: «Ольга Ивановна, ну ты даешь! Все награды твои!» Так получилось, что мы встретились в течение двух недель дважды, потому что сначала я получила Благодарность от Главы государства за работу в системе здравоохранения, чуть позже диплом. Для меня это событие было важно еще и потому, что мой отец мечтал увидеть вручение диплома, но, к сожалению, не дожил до этого дня 2 месяца. Хотя, мне кажется, где-то сверху он все видел…
Я очень благодарна отцу, он вырастил из меня самостоятельного человека. Я поздний, самый младший ребенок в семье. Когда пошла в первый класс, мой отец запретил маме, старшим сестре и брату помогать мне с уроками. На все их вопросы отвечал: «Только так она будет уметь в жизни сама все решать». И с первого класса я все делала сама. Он не требовал от меня быть отличницей, но настаивал на твердой четверке (по 5-балльной системе). Воспитывал здоровое честолюбие: «Ты должна знать как минимум на хорошо, чтобы стать хорошим специалистом». Я окончила физмат-школу, очень рано побывала за рубежом по школьному обмену — повсюду меня окружали хорошие люди. Но то, что сделал для меня отец, я осознала только годам к 30. Я поняла, что способна принимать решения, отвечать за свои поступки и не боюсь этого. А мама подарила мне мир медицины. С подросткового возраста она подкладывала мне для чтения книги известных врачей — Николая Амосова, Федора Углова, Артура Хейли… И я захотела стать врачом.
А своим ученикам сегодня что советуете?
Когда я приняла окончательное решение дописать докторскую диссертацию, то поставила цель, устранила все препятствия и пошла к результату, не пытаясь соответствовать ожиданиям окружения. Этому учу и своих учеников: избрав цель, иди к ней всем сердцем.
Что в жизни для вас первостепенно?
Самое главное — это сама жизнь. Мне нравится наполнять каждый день положительными эмоциями, чувствовать драйв от происходящего, вместе с командой единомышленников заниматься любимым делом — лечить людей. А еще я получаю удовольствие от обновления, движения вперед. Предстоит ремонт в больнице — и это тоже в радость!